Сиротам не очень рады в Ноксусе, каждый день один, два, а то и три ребенка оказываются без родителей: виной тому война, или просто отказ от собственного чада – не важно. Всех их помещают в специальное учреждение – приют, да только мало кому хочется водиться с теми, из которых, возможно, ничего путного и не вырастет.
С мальчиками дела обстояли лучше – как только они достигали определенного возраста, их забирали на обучение и последующую военную службу, в то время как девочкам приходилось очень не сладко. Красивые отправлялись после пятнадцати лет в публичные дома, если, конечно, выбирались  матронами, другие искали себя и после шестнадцати оставались без крыши над головой – хочешь выжить, крутись, вертись и занимай свою нишу в обществе.
Элиза с восьми лет проявляла интерес к ткачеству, кройке, шитью и вышивке, виртуозно научилась владеть иглой и, отказав бордель-маман, отправилась на обучение к местной швее, что жила за два квартала от сиротского приюта. Старуха уже давно отошла от дел, но жажда вновь получать постоянный доход возобладала над леностью и скупердяйством, поэтому она разрешила рыжеволосой поселиться в её небольшом доме и начать принимать заказы.
Женщина быстро подняла старые связи, и поток желающих обновить свой гардероб обрушился на шестнадцатилетнюю девушку. Она не знала устали, мало разговаривала, ела не много и всегда очень быстро, торопясь к работе. Смысл жизни был найден. Очень редко она прогуливалась по улицам и то, это было, скорее вынужденное обстоятельство, ставшее весьма неприятным, после того, как её чуть не изнасиловали солдаты, которых отозвал капитан, что помог потом девушке добраться до дома и периодически навещал её.
Через пару лет старуха умерла, оставив Элизе свой дом и связи – хорошо, что, такие как она не обзаводятся потомством, - так что девушка начала жить в свое удовольствие, умерив аппетиты и принимая по записи.
В день появления на её пороге сына тюремщика, она выполняла заказ, сидя за полупрозрачной ширмой. Окошко было открыто и полотно слегка шевелилось, приятно шурша. Рыжеволосая напевала старый мотивчик, она даже сама не знала, откуда он взялся в её голове, да и не заморачивалась по этому поводу.
Чуть покачивая ногой, Элиза завершала очередной заказ, зная, что скоро придет тюремщик с новой работой, так что лучше все закончить и со спокойной душой приняться за новое дело, а вечером встретит почетного гостя.
Она и не услышала, как тихо отворилась дверь, на пару секунд замолчав и меняя нить, чтобы продолжить, поэтому парень и не обратил внимания на силуэт, скрывающийся за ширмой, зато как напугалась рыжеволосая, услышав его нетвердое приветствие. Взяв себя в руки, она не стала отвлекаться от работы. Девушка не сомневалась, что перед ней сын тюремщика, ведь он как раз должен был прийти в этот день.
- Я думала сюда придет твой отец, - голос лился из угла, где находилась девушка, мелодичный перезвон, напоминающий горный ручей – Подожди, мне нужно закончить работы, потом уж я займусь тобой!
Спокойно произнесла швея, начав вновь тихо мурлыкать себе под нос и покачивать ногой, чтобы держать постоянной темп. Через пять минут дело было завершено, отряхнув офицерский камзол от мелких ниточек и ворсинок, она аккуратно накинула его на специальную доску, пройдясь по ткани щеткой.
- Итак, - произнесла Элиза, отодвигая ширму и выходя к гостю, - что хочет твой оте…
Девушка подняла глаза и увидела высокого парня со странными, пугающими волосами, но внимание привлек не их цвет, а красная роза, распускающаяся на рубахе в районе плеча.
- Что случилось? – Подхватив его под локоть и усаживая на табурет, поинтересовалась рыжеволосая, убирая со своего лица вьющуюся прядку волос. Сын тюремщика оказался очень высок, даже сидя его плечо, было на уровне груди Элизы. Та убрала окровавленную ладонь мальчишки от пореза и осмотрела его. – Не серьезное ранение, но лучше промыть и забинтовать, да и рубашку надо заштопать…, не волнуйся, я сделаю это бесплатно, мне не нравится, когда мои посетители уходят с порванными вещами. Снимай!
Потрогав ткань и запомнив цвет, девушка снова скрылась в своем углу, где непродолжительное время шуршала и чем-то гремела. В итоге, напротив парня стоял тазик с водой, склянки с мазями и припарками, бинты, игла и нитки.
- Что там твой отец хотел?

Отредактировано Elise (2015-04-04 20:41:32)

- Ну... Поцарапался по дороге... Это ерунда... – говорит парнишка, пряча глаза. Царапина, пусть и поверхностная, но длинная, будь он не таким шустрым, все могло бы быть куда плачевнее. Мысленно девушка усмехнулась, понимая, что заштопать плоть куда сложнее, чем полотно. Но она справилась бы, в этом не было сомнений. Видела как-то такие шрамы, не очень красиво выглядят, а у паренька вся жизнь впереди и как бы не хвалились солдаты, но шрамы не всегда украшают мужчин… - Не... не стоит...
- Ты ещё и препираться будешь? – Вскидывает она брови, а после улыбается и даже не спрашивая, передумал он или нет, приступает.
Рыжеволосая вскидывает голову, радужка, карего цвета с красным цветком вокруг зрачка, смотрит прямо, изучающе и пытливо. Она старше на пару лет, многое видела, многое пережила. У них было общее – оба стереглись людей, что считали их, пусть и интересными, в случае девушки, привлекательными, но, по сути  странными и даже пугающими. Ткачиха и сын тюремщика. Простая швея, чьи работы вызывают восхищение и зависть, напротив которой сидит мальчик, чья судьба – смотреть на угасающие жизни.
Осмотрев порванную вещь, Элиза замочила рукав. Кровь быстро окрасила воду в розовый, благо успела смочить тряпицу, которой взялась протирать тощую ручонку, пока кровь не перестала обильно сочиться. 
Алая плоть под лопнувшей кожей не вызывала отвращение у швеи, она лишь продолжила свое дело. Бинт оторван, сложен в несколько слоев и обильно смазан заживляющей припаркой, что сразу легла на длинный порез. Тщательно прижимая прокладку, девушка начала сноровисто обматывать плечо, снова замурлыкав, видимо это вошло в привычку, от которой она не могла избавиться, когда руки трудились, будь то полотно, одежда или рана.
- Мой отец хочет, что бы я пошел по его стопам и стал тюремщиком. Для того что бы хотя бы идти стажером, мне нужна форма. Но, знаете... – Только сейчас она подняла невидящие глаза, чья радужка казалась алой в странном свете луча, проникшего через окно и упавшего на лицо девушки. Песня оборвалась и взгляд прояснился. Быстро завязав узелок, она отстранилась, дав возможность ему наклониться к сумке, и выудить оттуда эскизы будущей формы. Надо сказать, неординарной. К ней многие приходили, в том числе и тюремщики – в Ноксусе это не такая уж и непопулярная профессия, - но такое видела впервые. Что сказать, это будет славная и интересная работа. - Мне разрешили немного изменить форму. По крайней мере, отец был не против. Взгляните?
Беглый взгляд, словно ей не интересно, руки опустились в таз с водой и девушка пару раз пошоркала рукав, понимая, что полностью вернуть цвет сейчас не получится, но, как только он вернется домой, у него получится. 
- Рубашку придется оставить, я не смогу штопать мокрую ткань. Заберешь вместе с готовой формой, или вам её прислать через посыльного? – Девушка выжала рубаху и встряхнула, а после кинула в корзину, чтобы отстирать. – Материал ваш или мой? За него тоже придется платить, ну и конечно, я беру предоплаты. Сотня золотых, остальное после принятия работы и, если тебе все понравится. Вставай, надо тебя замерить! Кстати, в каких цветах будет выполнено и какую ткань предпочитаешь?
Убирая все, что стояло перед парнем, начала девушка, а потом осеклась, осмотрев его. Как же он пойдет по улице. Вроде где-то завалялась старая куртка, правда ему она будет слегка коротковатая, но не страшно.
Взяв с полки толстую нитку и уголек, она подхватила свою тетрадь с записями, куда вложила эскиз, а карандашом собиралась делать пометки.

Она уже и не осознавала себя без иглы в руках, то и дело пыталась вспомнить, когда начала заниматься шитьем и ткачеством. Ей нравился процесс создания не только новой одежды, но и новой ткани, если позволяло время. Элиза чувствовала себя спокойнее, когда занималась своим излюбленным делом. Обиды, боль, печаль отходили на задний план. Работа всегда приводила мысли в порядок, и она находила решение тех проблем, что вставали на её пути.
Была у дара и обратная сторона. Темная. Рыжеволосой было все равно, что зашивать – ткань, порванную неаккуратной девицей на очередном балу, или же живот, вспоротый демассийским копейщиком. Второе даже приносило ей какое-то наслаждение. Глаза, будучи в нормальном состоянии медового цвета, в такие моменты наливались кровью, алели и слегка горели в полутьме.
Элизу пугал этот факт, но с собой ничего она поделать не могла. Разве что держаться подальше от раненых и подавлять соблазн вызваться зашить рану. Сейчас же была иная ситуация. Игла с жутким скрипом проходила свозь кожу, нитка вытягивала её – не самое приятное зрелище. Многие падают в обморок не от вида открытой раны, а как раз таки от того, что с ней творят умелые руки.
На секунду швея замерла, осознав тот факт, что её ничуть не напугало бы, если парнишка потеряет сознание в процессе. Напротив, даже позабавило бы. Элиза едва подавила желание улыбнуться, пряча дрожащие губы в наклоне головы.
Он морщится, но, почему-то, ей кажется, что ему недостаточно больно, что ли. Обычно люди вскрикивали. Нет, у девушки нет столь богатого опыта по починки живой кожи, но даже те немногие разы, когда приходилось оказывать помощь, отпечатались в сознании ярким следом.
Работа закончена и теперь, сполоснув полукруглую иглу в специальном растворе и убрав её, вместе с нитками, в отдельную коробочку, снова обещая себе не браться за это дело. Осмотрев крепость наложенной повязки, и проверив, правильно ли под ней лежит прокладка с припаркой, рыжеволосая вскинула бровь, осмотрев парня сверху вниз.
- Я просила со мной не спорить! – напомнила Элиа мягким, мелодичным голоском, сверкнув глазами. Она вскинула брови, за ухо сунула карандаш и открыла чистую страничку своей тетради. Перехватив поудобнее нить с делениями, располосованными красным, девушка начала мерку, отмечая длину черным угольком и вписывая, после подсчета, мерки на листок. – Грубая ткань, ты уверен? Хотя, я не думаю, что какая-то другая подойдет, хорошо, будет тебе грубая, темная ткань.
Девушка усердно и достаточно быстро – годы практики, - обмеряла паренька, шепча себе под нос, словно мантру. Она почесывала то лоб, то затылок, сдувала непослушные волосы со лба, убирала длинные, белые пряли с плеч, ласково, пытаясь не причинить парню боли, когда те мешали.
В итоге, удовлетворенно пробежавшись глазами по записи,  и было начала писать имя заказчика, но, вроде как подзабыла его. С пунцовыми щеками рыжеволосая резко развернулась к копошащемуся в сумке сыну тюремщика и внезапно вспомнила забытые  четыре буквы. Вверху листа, точно посередине, аккуратным подчерком Элиза вывела «Треш».
От созерцания мерок и эскиза, её отвлек лепет парня. Девушка, пребывая ещё в мире швей – он точно существует, судя по потерянному взгляду рыжеволосой, - не сразу поняла, в чем суть дела и почему парень так волнуется, но, переведя взгляд на монеты, что поблескивали с его ладони, Элиза вздохнула, снова пряча улыбку.
- Ладно, сойдет. Не хочу, чтобы ты снова «поцарапался» по дороге обратно, - накрыв его руку своей маленькой и узкой кистью, швея забрала предоплату, снова сделав пометку в листе. – Приходи через две недели, все будет готово.